Хочу верить, что размышления, приведенные мной в этой работе, послужат руководством к тому, как самостоятельно учиться искусствам — и письму в особенности — не оглядываясь на взрослых. Ведь дети, в отличие от взрослых, не полагаются на логику и научные изыскания. Они ориентируются на чувства и эмоции. Поэтому зачастую в их творчестве вы не увидите чего-то существующего в реальности или хотя бы логичного.

Так, если поставить перед ребенком все его игрушки, он выберет самую любимую. И я считаю, что выбор этот не случаен: он раскрывает призвание и склонности ребенка, которые, к сожалению, могут пройти мимо невнимательных родителей и выжатых детскими безумствами учителей.

И талант, и способности приходят к детям с рождения, и потому важно вовремя их заметить и начать развивать, чтобы помочь ребенку с выбором будущего дела. Более того, я считаю, что некоторые дети в определенном возрасте и при определенных обстоятельствах имеют способности гораздо более развитые, чем мир взрослых в принципе может принять. Возможно, в детях есть особая божественная сила, которую человеческий род потерял еще в начале своего развития. А возможно, в детях присутствует интуиция, подобная интуиции художников на пути одинокого становления, которая пропадает как тимус, стоит им только повзрослеть.

Я считаю, что талант художника, писателя или музыканта — это талант врожденный. Зачастую дети рождаются и с талантом, и с природными данными для танца или театра; или со способностями к письменной журналистике или кино — как синтез вымысла и пластики. В этом смысле я придерживаюсь идей Платона: учить значит вспоминать. Это значит, что, когда ребенок поступает в начальную школу, он уже имеет предрасположенность к творческим занятиям. Даже если сам он об этом еще не знает.

Возможно, он никогда об этом не узнает — если кто-то ему в этом не поможет. Тогда его судьба может сложиться совсем иначе. В то же время, помочь не значит насильно ускорить процесс. Помочь — значит создать подходящие условия для развития его способностей и поощрять его игры с любимыми игрушками. Я искренне верю, что делать то, что делает тебя поистине счастливым, — это формула для долгой и счастливой жизни.





Однако единственное доказательство того, что эта формула рабочая, — это мой собственный сложный опыт на пути становления писателем. Мой путь проходил в суровых условиях: не просто вне рамок традиционного образования, а наперекор ему. Всё получилось благодаря двум важнейшим факторам: призванию и развитой способности к письму. Нет для меня большего счастья, чем понимать, что это одинокое приключение может послужить не только обучению письменному слову, но и обучению всем искусствам.










Призвание без дара и дар без призвания

Жорж Бернанос, французский писатель-католик, сказал: «Каждое призвание — это зов». Словарь испанского языка «El Diccionario de Autoridades», первый словарь Королевской академии испанского языка, выпущенный в 1726 году, определял слово «зов» как «вдохновение, которым Господь призывает к совершенству». Тогда это, конечно, было производным от зова религиозного. «Умение», согласно тому же словарю, это «ловкость и простота в совершении какого-либо дела».

Спустя два с половиной века, словарь «El Diccionario de la Real Academia» всё так же сохраняет эти дефиниции с минимальными поправками. А это, в свою очередь, говорит о том, что призвание, по‑настоящему принятое его обладателем, становится неким ненасытным и безграничным естеством, живущим несмотря ни на какую внешнюю силу, и единственным состоянием духа, способным победить любовь.

Способности, как правило, приходят с определенными физическими склонностями. Например, когда дети слышат одну и ту же ноту несколько раз, кто-то сможет ее повторить, а кто-то — нет. Учителя музыки говорят, что у тех, кто может, есть внутренний слух. Он крайне необходим для того, чтобы стать музыкантом.

Антонио Сарасате в четыре года сыграл на своей игрушечной скрипке ноту, которую его отец, огромный виртуоз скрипки, сыграть не мог. Часто такие детские способности могли быть абсолютно проигнорированы взрослыми, так как считались несущественными, непримечательными. В конце концов, часто родители закрепощают своих детей в ту же огороженную глухими стенами реальность, в которую когда-то закрепостили их. Как правило, родители относятся к своим детям-художникам с такой же строгостью, как и к детям гомосексуальной ориентации.

Способности и предназначение, однако, не всегда приходят вместе. В этом заключается и трагедия певцов с прекрасными голосами, которые так и не выходят на большую сцену из-за отсутствия какого‑либо отклика; и трагедия художников, посвятивших всю жизнь неправильно выбранной профессии; и трагедия великолепных писателей, которым нечего сказать. Только когда способности и предназначение сходятся вместе, талант может найти отклик. И магия здесь ни при чём: недостаток дисциплины, образования, техники и готовности обучаться всю жизнь тоже могут стать препятствием.

В случае писателей существует одно неоспоримое доказательство вышесказанному. Если попросить нескольких человек разного возраста рассказать свое впечатление о каком-либо фильме, результаты будут поразительны. Одни расскажут о своих эмоциях и философских рассуждениях, которые фильм вызвал, — но не смогут рассказать историю в последовательности. Другие же расскажут историю со всеми ее деталями и при этом сохранят ту эмоциональность, которую вызывает сам фильм. Первые смогут проявить себя во многих областях, но рассказчиками не станут. Вторым же пока не хватает культурной составляющей, технической, стилистической; не хватает определенной дисциплины ума. Со временем, однако, они смогут стать рассказчиками.

То есть, есть те, кто рассказывает историю, только открыв рот, а есть те, кто не сможет рассказать историю никогда. При общении с детьми на это нужно обращать особое внимание.





Преимущества неподчинения родителям

Исследование, проведенное перед написанием этого материала, показало, что в Колумбии не существует системы, которая бы помогала определить способности и задатки детей, чтобы дать им возможность проложить художественный путь с самой люльки и до конца жизни.

Родители не готовы к огромной ответственности: своевременно замечать таланты ребенка, — зато всегда готовы вырезать на корню его склонности. Самые безобидные из них предлагают ребенку выбрать более надежную профессию, а любовь к искусству — оставить на свободное время. К счастью для человечества, дети едва ли слушают своих родителей — тем более в том, что касается будущего.

Поэтому дети со скрытыми талантами прибегают к хитрым уловкам, чтобы заниматься любимым делом. Бывает так, что детям, которые не сдаются под давлением школ, было бы легче добиться признания, если бы им помогли. Но также бывают и те, кто отлично учится в школе, но не потому что им нравится, а потому что им пришлось бросить любимое дело.

Бывают также и те, кто каждую переменку и каждый свободный час отдает игре на пианино без должных к тому способностей и склонностей — просто потому что родители заставляют. Известный учитель музыки, угодивший в скандал из-за безбожия его метода, говорил о том, что в доме юного музыканта просто необходимо пианино, — но не для того, чтобы насильно заставлять детей учиться музыке, а чтобы они с ним забавлялись, дурачились, игрались.

Мы, родители, всегда хотим, чтобы наши дети были лучше, чем мы, — хоть и не всегда знаем, как им в этом можно помочь. И даже детям художников не удастся спрятаться от этого родительского желания. Порой родители-художники хотят, чтобы их чадо пошло по их стопам, а у ребенка совсем другое призвание. Порой родители хотят защитить ребенка от неудачи, которая постигла их самих на поприще искусства. Даже если у ребенка явный талант к искусствам. Такой риск затрагивает и семьи, где родители далеки от искусства и сопротивляются любому занятию, незнакомому родителям. В крайнем случае раздосадованные дети учатся инструменту тайком, а когда родители об этом узнают, их дети уже звезды в оркестре самоучек.






Ученики и их учителя согласны в том, что академические методы обучения не работают, но не могут найти критерия лучшего варианта обучения. Большинство из них отказались от существующих методов — те слишком строгие и не уделяют внимания креативности обучающихся. Многие предпочитают эмпирические методы обучения.

Кто-то считает, что их творческую судьбу определяют не столько традиционные методы обучения, сколько хитрость и упорство, с которыми юные художники смеялись над преградами, которые им ставили родители и учителя. Борьба за творческое выживание и недостаток стимулов заставляют большинство юных дарований обучаться самостоятельно, несмотря ни на что.


А вот критерии дисциплины разнятся. Пока одни не приемлют ничего, кроме абсолютной свободы, другие верят в абсолютную силу эмпиризма. Те, кто высказывается против дисциплины, говорят о ее пользе и в то же время утверждают, что она рождается исключительно из внутренней необходимости — а поэтому ее не нужно навязывать насильно. Другие же скучают по гуманитарному образованию и теоретическому фундаменту обучения искусствам. Третьи абсолютно уверены в превосходстве теории. Многие после долгих лет огромных усилий в творчестве восстают против общества, которое не считает искусство серьезным занятием.

Однако, самые жесткие возмущения были обращены к традиционной школе, в которой бедность духа лишает крыльев и которая представляет собой главное препятствие на пути к изучению любимого занятия. Особенно на пути к искусству. Считается, что из-за постоянного и неуклонного соблюдения академических догм, многие таланты погасли, а те, кто смог пробиться, сделали это только благодаря тому, что покинули учебные классы. «Искусству учатся тайком», — так говорили в унисон и учителя, и студенты. Последним нравилось думать, что они всего добились сами. Учителя же возмущались, но втайне признавались, что сами считали так же. Справедливости ради, все они правы. Как учителя, так и студенты, и общество в целом являются жертвами образования, которое не имеет ничего общего с реальным миром, в котором живет страна.

Поэтому, прежде чем думать о художественном образовании, нужно сначала определить направления в культурной политике — то, чего у нас никогда раньше не было.

Нужно определить культурную политику так, чтобы она шла за современной концепцией культуры: для чего она существует, чего стоит, для кого создается. Также, важно понимать, что художественное образование ради художественного образования — это пустышка. Такое образование необходимо для дальнейшего сохранения и развития региональных культур, чей закономерный путь идет от региона к центру.

Обучение искусству и образование в области искусств — это разные вещи. Образование в области искусств, прежде всего, выполняет социальную функцию, и, подобно математике и точным наукам, искусство должно преподаваться с начальной школы, чтобы с самого детства прививать ученикам любовь к искусствам и умение наслаждаться ими. Обучение искусству же должно быть организовано для учеников с определенными талантами, склонностями и призванием. Цель такого обучения — вырастить деятелей и преподавателей искусства.

Не нужно ждать, пока призвание само к тебе придет: нужно искать его самостоятельно. Оно может быть где угодно. Именно призвание заставляет уличных музыкантов играть свою музыку, художников — рисовать свои картины кистями и сапонинами в государственных дворцах, поваров — творить поэзию в своих кухнях. Именно призвание стоит за этим неудержимым потоком — матерью и отцом любого искусства.








Что такое литература и с чем ее едят

Колумбийцев всегда воспринимали как народ литературный; народ, отстаивающий ценности литературы. Возможно, именно поэтому программа старшей школы включает в себя больше часов по литературе, чем по другим предметам искусства. Но, к сожалению, помимо механического запоминания имен и произведений, учеников не учат по-настоящему важному навыку: привычке читать. Вместо этого их заставляют делать короткие синопсисы произведений, которые нужно прочитать по школьной программе. Я постоянно встречаюсь с профессионалами, с таким же удовольствием зубрившими книги в школе, с каким они бы пили касторовое масло. К несчастью, проблем с синопсисами у них не было, ведь газеты пестрили объявлениями: «Обменяю синопсис Кихота на синопсис Одиссеи». Так оно и есть: Колумбия — это рынок с таким огромным трафиком синопсисов школьных произведений, что писатели могли бы обогатиться только за счет написания этих коротких аннотаций для старшеклассников.

Именно такой стиль преподавания понемногу убивает привычку читать. Даже телевизор и плохие книги так ее не убивают, как такое преподавание. По-настоящему хороший курс по литературе может быть предназначен только для тех, кто читает. Невозможно прочесть роман, написать синопсис и подготовить глубокий анализ текста к следующему вторнику, через неделю. Идеально будет, если ребенок уделит какое-то время на выходных чтению книжки, почитает, сколько сможет — и сколько захочет. Но если ребенок читает книгу через силу, потому что его заставляют, вместо игр с друзьями и к тому же нагруженный домашними хлопотами, — это абсолютное преступление и по отношению к ребенку, и по отношению к книжке.

Абсолютно необходим новый курс в школьной программе по литературе (и по другим искусствам, конечно) для старших классов. Ведь сейчас школы только стараются сделать вид, что учат детей читать.

Сформировать писателя — это совсем про другое. Никто не научит писать, кроме хороших книг, прочитанных с умом и истинной тягой к письму. Профессиональный опыт преподавателей — это та толика, которую они могут дать ученикам, если те будут обладать хотя бы чуточкой скромности и понимания, что есть люди, которые знают больше их.

Для этого нужны не университеты, а практические кружки, в которых писатели смогут обсуждать с учениками профессиональное ремесло: как они ищут сюжеты, как создают персонажей, как решают свои технические неполадки во время письма и проблемы стилистического характера и тональности, — вот то единственное, чему можно научить, говоря о процессе создания истории. Сама система таких практических кружков уже проверена несколькими жанрами журналистики, кино и, в особенности, репортерами и сценаристами. И без каких-либо экзаменов или дипломов. Пусть жизнь решает, кто на что способен. Как обычно и происходит, хотим мы того или нет.

В Колумбии, однако же, нужно не просто изменить форму и методику преподавания искусств, но и того, кто предоставляет это образование. Искусства должны преподаваться независимым от Министерства культуры органом, который напрямую связан с культурными течениями в стране. Такой орган не должен быть централизован. Наоборот, каждый регион со своей культурой, историей, традициями и языком может привнести в обучение искусствам много нового. Пусть и родители, и учителя больше узнают о дарованиях своих детей, а в школах — сформируется курс на сохранение и развитие врожденных детских талантов.

Конечно, у меня нет иллюзий. Те, кому предназначено быть творцами, уже ими являются. Даже если они никогда об этом не узнают.