Заметка Альваро Мутиса о Габриэле Гарсиа Маркесе
Заметка о Габриэле
Я познакомился с Габриэлем Гарсиа Маркесом 32 года назад в районе Бока-Гранде в Картахене — была ночь, гремел шторм. С Габриэлем меня познакомил Гонсало Мальярино, его ярый поклонник и однокурсник по юридическому факультету в Национальном университете. В ту ночь пальмы гнулись почти до земли от сильного ветра, а еще не созревшие кокосы с треском бились об асфальт.
Тогда Габриэль был всего лишь автором «Ночи, когда хозяйничали выпи» — рассказа, который показался мне гениальным и многообещающим, — но уже в тот момент меня поразили в Маркесе две вещи, которые и по сей день остаются неотъемлемыми частями его характера. Первая из них — глубочайшая преданность письменному слову. Помимо него, только Дон Кихот Сервантеса показал столь же отчаянную преданность слову, мужскую зрелость и глубокий здравый смысл. Последний, кстати, удивительным образом сочетался с пиратской бровью Маркеса и его душой нараспашку. Она же и была другой отличительной чертой. Эдакая индульгенция для всех близких: его преданное служение друзьям. Я не знаю ни одного человека, который был бы так же предан дружбе и который с таким же трепетом и бережностью хранил бы дружбу. Часто я думал, что Габриэль уже родился мудрым. Не старым — он никогда им не был и никогда не будет — а именно мудрым. Габриэль создает впечатление человека вне времени, что роднит его с его собственными персонажами.
Мне трудно сказать что-либо вразумительное о его литературном творчестве. Я читал все его рукописи еще до того, как были опубликованы произведения. По мне, наиболее полная и выдающаяся его работа — это «Полковнику никто не пишет». А роман «Сто лет одиночества» я не могу читать без тихого ужаса, который ощущается кожей. Слишком уж тонкие струны нашего коллективного бессознательного затрагивает роман. Есть в нём нечто мистическое, истинно пророческое, что я никак не могу браться судить. Думаю, глубина и всеобъемлющая природа этого романа всё еще остаются невысказанными. Каждое поколение воспримет его как провидение — и бесконечное течение времени не сможет этому противостоять.
Мы с Габриэлем разделили и много счастливых моментов, и множество трудных дней. Мы путешествовали по трём континентам, делили книги, музыку и друзей. Всё, что мы с ним пережили, — это невероятная награда среди мрачных перипетий повседневности. С Габриэлем я разделил первые моменты получения им Нобелевской премии. Пили мы до поздней ночи. Звали друзей и смеялись в компании жен: Мерседес и Кармен — девушки из тех же радостных воспоминаний, из которых сплетена наша с ними общая судьба. Если честно, можно сказать, что ничего этого и не было. И что никакая случайность в настоящем моменте не может затмить то чудесное время вместе, которое было для нас настоящим праздником.
21 ноября 1982 г., Мексика
Я познакомился с Габриэлем Гарсиа Маркесом 32 года назад в районе Бока-Гранде в Картахене — была ночь, гремел шторм. С Габриэлем меня познакомил Гонсало Мальярино, его ярый поклонник и однокурсник по юридическому факультету в Национальном университете. В ту ночь пальмы гнулись почти до земли от сильного ветра, а еще не созревшие кокосы с треском бились об асфальт.
Тогда Габриэль был всего лишь автором «Ночи, когда хозяйничали выпи» — рассказа, который показался мне гениальным и многообещающим, — но уже в тот момент меня поразили в Маркесе две вещи, которые и по сей день остаются неотъемлемыми частями его характера. Первая из них — глубочайшая преданность письменному слову. Помимо него, только Дон Кихот Сервантеса показал столь же отчаянную преданность слову, мужскую зрелость и глубокий здравый смысл. Последний, кстати, удивительным образом сочетался с пиратской бровью Маркеса и его душой нараспашку. Она же и была другой отличительной чертой. Эдакая индульгенция для всех близких: его преданное служение друзьям. Я не знаю ни одного человека, который был бы так же предан дружбе и который с таким же трепетом и бережностью хранил бы дружбу. Часто я думал, что Габриэль уже родился мудрым. Не старым — он никогда им не был и никогда не будет — а именно мудрым. Габриэль создает впечатление человека вне времени, что роднит его с его собственными персонажами.
Мне трудно сказать что-либо вразумительное о его литературном творчестве. Я читал все его рукописи еще до того, как были опубликованы произведения. По мне, наиболее полная и выдающаяся его работа — это «Полковнику никто не пишет». А роман «Сто лет одиночества» я не могу читать без тихого ужаса, который ощущается кожей. Слишком уж тонкие струны нашего коллективного бессознательного затрагивает роман. Есть в нём нечто мистическое, истинно пророческое, что я никак не могу браться судить. Думаю, глубина и всеобъемлющая природа этого романа всё еще остаются невысказанными. Каждое поколение воспримет его как провидение — и бесконечное течение времени не сможет этому противостоять.
Мы с Габриэлем разделили и много счастливых моментов, и множество трудных дней. Мы путешествовали по трём континентам, делили книги, музыку и друзей. Всё, что мы с ним пережили, — это невероятная награда среди мрачных перипетий повседневности. С Габриэлем я разделил первые моменты получения им Нобелевской премии. Пили мы до поздней ночи. Звали друзей и смеялись в компании жен: Мерседес и Кармен — девушки из тех же радостных воспоминаний, из которых сплетена наша с ними общая судьба. Если честно, можно сказать, что ничего этого и не было. И что никакая случайность в настоящем моменте не может затмить то чудесное время вместе, которое было для нас настоящим праздником.
21 ноября 1982 г., Мексика
Альваро Мутис
Мутис и Маркес
