Известность лишает человека личной жизни
Пока репортеры и поклонники толпились у дома Габриэля Гарсиа Маркеса в Мехико на прошлой неделе, сам писатель скрывался в элегантном отеле Hotel Presidente Chapultepec. Когда он скинул ботинки и начал отмечать получение Нобелевской премии, репортер журнала Newsweek Джозеф Хармс присоединился к торжеству и побеседовал с Гарсиа Маркесом о его творчестве и о политике. Выдержки из интервью:
ХАРМС: Примерно шесть лет назад вы заявили, что не возьметесь снова за перо, пока президент Чили Аугусто Пиночет не покинет свой пост. Однако в прошлом году вы опубликовали новую книгу. Почему вы передумали?
ГАРСИА МАРКЕС: Когда я делал это обещание, то был уверен, что Пиночет не протянет так долго. Продолжение диктатуры Пиночета заставило меня понять, что мое решение идет на пользу скорее ему, нежели мне. Тогда я решил, что в контексте политики творчество более ценно, чем отказ от письма. Возвращение к творчеству — лучшее, что я мог сделать с точки зрения политики.
Насколько значительно изменилось ваше творчество под влиянием жизни в изгнании?
Мое творчество развивается, но я не думаю, что это происходит благодаря изгнанию. В каком-то смысле я всегда был изгнанником. Я не живу в Колумбии уже 25 лет. Но я не считаю себя политическим эмигрантом, только литературным. Я переезжаю с места на место в поисках тем, пытаясь узнать реальную жизнь — особенно реалии Латинской Америки. Так что я не испытал на себе суровость ссылки. Изгнание помогло мне понять другие страны, и это серьезный вклад в литературу.
Вам поступало много предложений экранизировать «Сто лет одиночества». Почему вы всем отказали?
«Сто лет одиночества» — история, которую я особенно хочу оставить лишь на страницах литературного произведения. Сейчас у читателей формируются собственные впечатления о людях, описанных в книге. Экран дал бы персонажам очень конкретные образы, которые, скорее всего, отличались бы от образов, сложившихся у читателей. Я предпочитаю, чтобы читатели продолжали сами представлять персонажей, что способствует созданию книги и делает ее чуть более реальной.
Многие писатели полагают, что присуждение Нобелевской премии является практически смертельным ударом. Как вы считаете, вы сможете продолжать писать на том же уровне после премии?
Я очень доволен тем, что получил Нобелевскую премию. Но проблема в том, что теперь я стану более известным, чем прежде. Известность лишает человека личной жизни, а она нужна для того, чтобы писать. Но я продолжу отстаивать свое время на творчество, а в оставшееся — видеться с друзьями, что у меня не всегда получается.
Ваша жена говорит, что вам также нравится слушать музыку.
Я люблю музыку своего региона на севере Колумбии и Карибского региона. И представителей классической музыки типа всех композиторов романтизма. Но я предпочитаю Бетховена.
Вы так и не вернулись в Колумбию, объясняя это тем, что боитесь преследования со стороны органов госбезопасности. Теперь, когда в стране новый президент, открытый к реформам, есть ли у вас планы вернуться?
Новое правительство в Колумбии создает условия для того, чтобы я мог вернуться. Правительство открывает окно в демократию, что не только очень хорошо, но и довольно удивительно для многих, включая меня. Я решил начать издавать газету в Колумбии и собираюсь вернуться в марте-мае. Я надеюсь, что в ноябре следующего года мы сможем начать выпуск…
Примерно шесть месяцев назад в мексиканской прессе появились сообщения, что вы получали угрозы расправы. Это верно?
В Колумбии мне угрожали. Поэтому мексиканское правительство решило приставить ко мне охрану. Я ценю этот шаг, но жить так было невозможно. Куда бы я ни шел, меня должны были сопровождать шесть солдат. К счастью, примерно в то же время правительство в Колумбии сменилось. Поэтому я сказал мексиканскому правительству, что ситуация изменилась и мне больше не нужны телохранители.
Над чем вы работаете сейчас?
Я пишу длинную историю любви. Большинство романов скверные, с влюбленными постоянно происходят ужасные вещи. Сейчас же я пишу роман, где у героев всё складывается хорошо. Они абсолютно счастливы. Мне кажется, что счастье — это чувство, которое вышло из моды. Я хочу снова ввести моду на счастье и посмотреть, послужит ли это примером человечеству.
ХАРМС: Примерно шесть лет назад вы заявили, что не возьметесь снова за перо, пока президент Чили Аугусто Пиночет не покинет свой пост. Однако в прошлом году вы опубликовали новую книгу. Почему вы передумали?
ГАРСИА МАРКЕС: Когда я делал это обещание, то был уверен, что Пиночет не протянет так долго. Продолжение диктатуры Пиночета заставило меня понять, что мое решение идет на пользу скорее ему, нежели мне. Тогда я решил, что в контексте политики творчество более ценно, чем отказ от письма. Возвращение к творчеству — лучшее, что я мог сделать с точки зрения политики.
Насколько значительно изменилось ваше творчество под влиянием жизни в изгнании?
Мое творчество развивается, но я не думаю, что это происходит благодаря изгнанию. В каком-то смысле я всегда был изгнанником. Я не живу в Колумбии уже 25 лет. Но я не считаю себя политическим эмигрантом, только литературным. Я переезжаю с места на место в поисках тем, пытаясь узнать реальную жизнь — особенно реалии Латинской Америки. Так что я не испытал на себе суровость ссылки. Изгнание помогло мне понять другие страны, и это серьезный вклад в литературу.
Вам поступало много предложений экранизировать «Сто лет одиночества». Почему вы всем отказали?
«Сто лет одиночества» — история, которую я особенно хочу оставить лишь на страницах литературного произведения. Сейчас у читателей формируются собственные впечатления о людях, описанных в книге. Экран дал бы персонажам очень конкретные образы, которые, скорее всего, отличались бы от образов, сложившихся у читателей. Я предпочитаю, чтобы читатели продолжали сами представлять персонажей, что способствует созданию книги и делает ее чуть более реальной.
Многие писатели полагают, что присуждение Нобелевской премии является практически смертельным ударом. Как вы считаете, вы сможете продолжать писать на том же уровне после премии?
Я очень доволен тем, что получил Нобелевскую премию. Но проблема в том, что теперь я стану более известным, чем прежде. Известность лишает человека личной жизни, а она нужна для того, чтобы писать. Но я продолжу отстаивать свое время на творчество, а в оставшееся — видеться с друзьями, что у меня не всегда получается.
Ваша жена говорит, что вам также нравится слушать музыку.
Я люблю музыку своего региона на севере Колумбии и Карибского региона. И представителей классической музыки типа всех композиторов романтизма. Но я предпочитаю Бетховена.
Вы так и не вернулись в Колумбию, объясняя это тем, что боитесь преследования со стороны органов госбезопасности. Теперь, когда в стране новый президент, открытый к реформам, есть ли у вас планы вернуться?
Новое правительство в Колумбии создает условия для того, чтобы я мог вернуться. Правительство открывает окно в демократию, что не только очень хорошо, но и довольно удивительно для многих, включая меня. Я решил начать издавать газету в Колумбии и собираюсь вернуться в марте-мае. Я надеюсь, что в ноябре следующего года мы сможем начать выпуск…
Примерно шесть месяцев назад в мексиканской прессе появились сообщения, что вы получали угрозы расправы. Это верно?
В Колумбии мне угрожали. Поэтому мексиканское правительство решило приставить ко мне охрану. Я ценю этот шаг, но жить так было невозможно. Куда бы я ни шел, меня должны были сопровождать шесть солдат. К счастью, примерно в то же время правительство в Колумбии сменилось. Поэтому я сказал мексиканскому правительству, что ситуация изменилась и мне больше не нужны телохранители.
Над чем вы работаете сейчас?
Я пишу длинную историю любви. Большинство романов скверные, с влюбленными постоянно происходят ужасные вещи. Сейчас же я пишу роман, где у героев всё складывается хорошо. Они абсолютно счастливы. Мне кажется, что счастье — это чувство, которое вышло из моды. Я хочу снова ввести моду на счастье и посмотреть, послужит ли это примером человечеству.
Фотография автора к изданию с подписью «Я хочу снова ввести в моду счастье»
Интервью идет сопровождением к статье «Зачаровывающий рассказчик»
Учитывая дату интервью, речь идет о «Любви во время холеры»
